МУЗЫКА - ЭТО НЕКОММЕРЧЕСКИЙ ПРОЕКТ

Заслуженный артист России, Николай Луганский – один из самых утонченных и интеллектуальных пианистов современности, делится своими мыслями о коммерции в современной музыке, культурной ситуации в российской глубинке, воспитании молодых музыкантов и о многом другом.

 

             Николай, договариваясь об этом интервью, я был приятно удивлен отсутствием всякого рода посредников – директоров, продюсеров, администраторов, которыми многие, часто весьма посредственные исполнители, подобно чиновникам, отгораживаются от внешнего мира…

Николай Луганский            Конечно, если ко мне подойдут и попросят выступить там-то и там-то, то финансовой и организационной стороной будут заниматься другие люди – в моем случае – это Московская филармония. Делается это в целях экономии времени и, в первую очередь, нервов. Но для того, чтобы просто пообщаться, мне не нужны посредники. Поверьте, у меня много друзей и знакомых самого разного, в том числе и очень высокого статуса, но для того, чтобы поговорить с ними, я не обращаюсь к их администраторам или директорам.

            Бытует мнение, что в наша время эпоха художественных руководителей закончилась и наступила эра продюсеров…

            Мне кажется, что это миф, распространяемый самими продюсерами. Во все времена были люди, которые являлись посредниками между артистом и публикой – и это нормально. Но говорить о том, что наступила эпоха продюсеров, мне кажется не совсем серьезным.

            Но ведь многие музыканты жалуются на то, что сокращается время и количество репетиций, что не может отражаться на качестве выступлений. А ведь еще лет 20 назад все было по- другому, по крайней мере, у нас.

            На Западе это еще ярче выражено. Например, в Англии всего одна репетиция – первая и она же генеральная – обычное дело. Но связано это не с ролью продюсера или менеджера, а с катастрофическим увеличением роли экономической составляющей. В России эта болезнь приняла наиболее тяжелую форму, когда по любому поводу пытаются делать экономические проекты и зарабатывать на этом деньги. Репетиционный процесс – не исключение, да оно и понятно – это аренда помещения, оплата рабочего времени, но у нас, да и во всем мире, деньги, к сожалению, стали несоизмеримо важнее всего остального. А ведь музыка, особенно классическая – совершенно нерентабельная вещь. Отдельные солисты еще может быть, но оперные театры, симфонические оркестры – смешно говорить. Без спонсорской поддержки, будь то частные лица, корпорации или субсидии государства, на одной продаже билетов, никакой «Метрополитен - опера» не проживет – это аксиома.

            С этой точки зрения Николая Луганского – это рентабельно?

            Думаю, что да, хотя общей картины это не меняет. При том, что мой гонорар не зависит от количества проданных билетов. В Европе я могу дать концерт в зале на две тысячи мест, а на следующий день – в зале на триста мест и получить при этом одинаковый гонорар. Это на мой взгляд правильно, но с точки зрения экономики – абсолютно абсурдно

            А какой, на Ваш взгляд, оптимальный размер зала для сольного выступления, позволяющий сочетать наибольшее количество зрителей с максимально качественным звучанием?

            Залы – они, как люди – совершенно разные. Бывают большие залы с прекрасным звучанием, и, наоборот, маленькие, в которых инструмент звучит плохо. Я думаю, оптимально было бы выступление в зале на 1000 – 1200 человек.

            А какие залы наиболее запомнились за время Вашей концертной практики?

            Ну, в первую очередь, это европейские залы, имеющие огромное историко-культурное значение – «Мюзикферайн»  и «Концертхаус» в Вене, «Концертхаус в Берлине, «Концертгебау» в Амстердаме – они построены более ста лет назад, там  прекрасная акустика и великолепные интерьеры. Из современных залов следует отметить практически все залы в Японии, где к строительству концертных площадок относятся очень серьезно,  Кстати, именно японских специалистов Гергиев пригласил для строительства нового здания Маринки,  и я уже от нескольких, совершенно разных людей слышал самые восторженные отзывы, хотя самому там пока поиграть не довелось.

            И что же чувствует пианист, попадая после таких залов, скажем, в российскую глубинку?

Николай Луганский            В России в каждом городе – своя культура и своя история. Например, в Новосибирске и Нижнем Новгороде – прекрасные оркестры, но не очень хорошие залы, в Екатеринбурге – прекрасные и зал и оркестр, в Красноярске – небольшой, но тоже очень хороший зал. Я не люблю обобщений, но на мой взгляд, все зависит от того, какие люди занимаются культурой в том или ином городе. Например, в городе Сарове,  в святых местах, где жил Серафим Саровский, а затем был построен научный городок Арзамас 16 для разработки водородной  бомбы, есть Дом ученых. Руководит им Алевтина Афанасьевна Ронжина, человек безумно любящий музыку, фанатично преданный своему делу. И зал там вроде не выдающийся, и рояль стоит на сцене самый обычный. Но, несмотря на это, там играли практически все самые яркие звезды российской музыки, которые встретили в лице саровской публики удивительно чуткую и образованную аудиторию. То же самое можно сказать про усадьбу-музей Рахманинова в Ивановке. Ее директор – Александр Ермаков – уникальный человек, заражающий своим энтузиазмом всех вокруг. Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда на веранду выносится кабинетный «Стейнвей» – (о какой акустике здесь можно говорить?), тем не менее,  послушать концерт люди съезжаются за 50-100 километров на машинах и автобусах.

 

            Возвращаясь к теме коммерции в искусстве, как, на Ваш взгляд, это отражается на судьбе молодых, талантливых, но мало известных артистов?  Ведь не секрет, что многие, мягко говоря, не очень одаренные исполнители, находят деньги, чтобы оплатить залы, эфиры, рекламу, занимая, таким образом, место тех,  кто там должен находиться по призванию. Эта тенденция, пришедшая из шоу-бизнеса, потихоньку перетекает и в академические жанры.

            То, что это происходит – без сомнения, то что они занимают чье-то место – не уверен. В классической музыке это если и имеет какой-то эффект, то очень кратковременный. Публика не будет много раз ходить на плохого артиста. Это в поп-музыке можно спрятаться за фонограмму, спецэффекты, балет, а к классическому музыканту предъявляются совсем другие требования. Кроме того, поскольку классика  - дело некоммерческое, проще вернуть деньги, «раскручивая» молоденьких девочек, которые потом будут собирать стадионы. Хотя, конечно, если есть финансовая поддержка – это очень помогает. Вообще, момент превращения неизвестного музыканта в популярную персону – вещь очень индивидуальная, абсолютно непостижимая, во многом зависящая от везения, которое в нашем деле играет не последнюю роль.

 

            Вы не первый год преподаете в Московской консерватории, работая ассистентом у своего учителя – профессора Доренского?  Понятие «школы» , по-Вашему, это что-то абстрактное, или имеет под собой реальные основания? И если да, то что такое «школа Доренского»?

 Николай Луганский           Я думаю, что можно говорить о понятии «школа»  в двух смыслах, достаточно далеких друг от друга. Первое – это «школа», как форма получения максимального числа пианистических навыков, включающих не только собственно беглость пальцев, но и слух, воображение и так далее. Это требует многолетней кропотливой работы с педагогом. Есть выдающиеся пианисты, у которых физически ощущается наличие этой школы, например, Гилельс.  И есть не менее великие пианисты, которых я очень люблю, но у которых этой школы нет,  и которые формировали свои пианистические навыки методом проб и ошибок. Такое среди пианистов возможно, в отличие от скрипачей, которые без школы существовать не могут. Если же говорить о «школе Доренского», то здесь следует говорить о втором смысле этого понятия –«школа» - как форма мировоззрения. Доренский не вдалбливал своим ученикам технические навыки, но это человек с очень широкими взглядами на культуру, у которого в классе всегда была определенная атмосфера. Он всегда поощрял и развивал индивидуальные особенности ученика, и в этом его отличие от школы, например, Льва Наумова, выдающегося нашего педагога, ученики которого играли здорово, ярко, но при этом были в чем-то неуловимо похожи друг на друга.

            А сколько времени Николай Луганский тратит на поддержание своих пианистических навыков?

            Чем выше уровень этих навыков, тем больше  времени нужно тратить на их поддержание. Хорошо было бы выкроить в день хотя бы по три часа на занятия за инструментом. Но при моем образе жизни это совершенно нереально, особенно, когда я нахожусь в Москве. Выручают гастроли, где времени на занятия остается больше. Причем, чем больше я играю, тем больше понимаю, сколько еще предстоит сделать – и процесс этот бесконечен.

             

Беседовал  Юрий Алябов

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 
Hosted by uCoz